Пик Германии
Гигантский чёрный дирижабль «Хельга Шикльгрубер» был на подлёте к точке назначения, где его ожидала яхт-команда Альпийского Корпуса и специально возведённая причальная мачта. Радисты получали корректировку курса, до высадки оставалось не более трёх часов. Уже с рассвета пассажиры толпились у окон, разглядывая горную гряду.
— Потрясающе! В жизни не видел ничего подобного! — поражённо воскликнул Хаас, только что проснувшийся (в девять то утра!) и подошедший к остальным.
Что ты вообще видел в жизни, кабинетный червь? Марта Рихтгофен, «коричневый чулок», герой отрядов национал-феминисток, привыкшая смотреть на жизнь сквозь прицел «штурмгевера», — личным решением самой рейхсканцлера Хельги Шикльгрубер она была назначена лидером экспедиции. Сейчас, когда границы Рейха свисали в необозримой дали с краёв горизонта, ей, ветерану из ветеранов, прошедшей все кампании Рейха от Испании до «солнечного удара» в России, не нашлось иного дела кроме как сопровождать в Тибет стаю павианов, задумавших найти своего сородича.
— А где здесь гора Геллер? — Хаас протиснулся, наконец, к окну
— Джомолунгма, мой друг! Или Сагарматха, в зависимости от того, какой вам приятнее на слух — тибетский или непальский.
— Ни тот, ни другой, профессор! И даже не начинайте на эту тему!
— А знаете ли, дорогой Хаас, что эти горы не могут существовать в реальности, поскольку Германия превыше всего?
— Профессор!
— Самая высокая точка на территории Германии — гора Цугшпитце, высотой 2 968 метров. Германия превыше всего, а значит горы выше трёх километров просто не могут существовать. Геллер же был просто человеком, совершившим прогулку на гору с помощью аэростата, подобного нашему, и заслугу покорения вершины стоит приписать скорее Фердинанду фон Цеппелину и Рудольфу Дизелю...
— Профессор, мне нужно поговорить с вами наедине! — вмешалась капитан Рихтгофен, и профессор, демонстративно поднял руки в знак полной и безоговорочной капитуляции и последовал за ней к дверям.
Капитан привела профессора в грузовой отсек, и закрыв дверь просунула большие пальцы под ремень. Тонкие губы, серые, почти бесцветные глаза, волосы собраны в тугой узел на затылке — это лицо было на первых полосах всех газет мира после взятия Парижа. Профессору стоит понять, что на экспедицию затрачены средства, сравнимые с бюджетом серьёзной войсковой операции, в то время как сама экспедиция — не более чем пропагандистский трюк. Нужный Рейху, но всего лишь трюк, не имеющий отношения к науке.
—Вы не задумывались, профессор, почему мы летим на дирижабле? — , тихо и зло говорила Рихтгофен, — На самолёте мы добрались бы быстрей — в всего в ста пятидесяти километрах есть аэродром Люфтваффе.
— Дирижабль нужен для наблюдений за территорией с воздуха — это есть в обосновании экспедиции, если вы потрудились его прочитать, фрау...
— Госпожа капитан! Извольте называть меня так!
— Да, госпожа капитан! — он снова поднял руки вверх, но улыбался по-прежнему. Улыбка покинет этого старика последней, как капитан — тонущее судно.
— В Шигадзе, на аэродроме, о котором я упоминала, базируются два дирижабля. Нам же выделили аэростат Рейха номер один, аэростат, носящий имя рейхсканцлера...
Мутерлянд, Родина-мать, она уже почти собрала коллекцию самого большого на земле — горы, озёра, страны. Профессор любил свою страну, но, чем больше она становилась, тем труднее было её любить. Он всё понимал. Но продолжал улыбаться.
— Профессор, я понимаю, что юмор это одна из тех вещей, которые помогают расслабиться, снять напряжение...
— Вы и юмор? Простите, не сдержался!
— Словом, найдите другой объект для ваших насмешек.
— Я и не думал над вами смеяться! — лицо профессора в этот момент сделалось непроницаемо серьёзным.
— Я говорю не о себе. Вы можете считать идеи матриархата бреднями швейцарского юриста. Но женщин выдумал не Бахофен, и за тысячу лет мужчины не сделали для Германии того, что мы сделали за двадцать.
Спустя три часа дирижабль уже причалил и экипаж приступил к разгрузке. Дизельные лебёдки опускали ящики с провиантом, оружием, приборами. Капитан Рихтгофен проверяла списки, стоя рядом с командиром подразделения, иногда задавая вопросы. Командир был в звании майора, но прекрасно понимал, что вместе с экспедицией дирижабль доставил и иную субординацию.
Воздух был разреженный и чистый. Учёные топтались поодаль, уже прихлёбывая какао из жестяных кружек. Профессор развлекал солдат анекдотами, те громко хохотали. Потом профессор вернулся к коллегам и произнёс шутливую речь, обещая им опасности, подвиги и славу, а так же медали без обратной стороны на орденских лентах Мёбиуса. Учёная братия троекратно прокричала «Ave Профессор!».
По распоряжению капитана Рихтгофен все стрелки, за исключением одного взвода, сменили свои штурмовые винтовки на пневматические ружья, стрелявшие усыпляющими дротиками — капитан не хотела случайностей при поимке снежного человека. Он был нужен живым. Нельзя недооценивать противника, даже если он не существует — ни майор, ни представленный им узкоглазый проводник никогда не видели даже следов йети.
— Эта обезьяна говорит по-немецки?
— Он понимает. — ответил майор.
Проводник на едва понятном немецком рассказал, что в детстве видел сына женщины-йети от тибетского мужчины. Этот ребёнок был высокого роста и светловолосый.
— Но это же доктор Хаас! — профессор схватил проводника за плечо и указал на Хааса, —Узнаёте его?
Кто-то сзади прыснул.
Проводник сказал, что он похож. Палатку затопил хохот.
Тут Марту Рихтгофен посетила омерзительная ясность — целью экспедиции было доказать происхождение арийцев от йети.. Все люди, согласно Дарвину, произошли от обезьяны, но арийцы были сверхлюдьми и им полагалась отдельная ветвь эволюции... Случайно ли, что Хаас был одним из пяти участников экспедиции, чьё досье Марте оказалось недоступно из-за уровня секретности?
Отдёрнулся входной полог палатки, со стола моментально сдуло бумаги, и в нарушение приказа ворвавшийся внутрь часовой крикнул : «Дирижабль горит!».
Вечером налетел штормовой ветер. Причаленный дирижабль как флажок мог свободно поворачиваться по ветру, а благодаря скользящей подвеске стыковочного узла его можно было опустить ближе к земле. Но, закреплённый сзади канатами во время разгрузки, сейчас «Хельга Шикльгрубер» оказался бортом к ветру стал сильно заваливаться на бок. Даже обтекаемая форма не спасала от могучих порывов. Лейтенант Шварц приказал спускать водород, видя, как опасно натянулся причальный канат (порыв посильнее запросто мог сломать причальную мачту) и запустил силовую установку, чтобы движение компенсировало мощь ветра. Однако, это могло сработать только если повернуть аэростат носом к ветру. Один из солдат с топором за поясом скользнул из гондолы вниз по верёвке, и перерубил один из задних канатов. Стальной кнут отхватив солдату руку, выстрелил вверх, где чиркнул по одному из пропеллеров как кремень по огниву. Стравливаемый водород моментально вспыхнул.
Выглядело так, будто некий гигант взял эту огромную чёрную сигару, и выкурил в одну затяжку.
Вахтенный офицер Шварц и двое солдат погибли в гондоле, ещё один труп, обгорелый и с оторванной рукой лежал неподалёку.
Часовые были допрошены, но это не дало ни какой зацепки. «Я подозреваю диверсию.
Этот дирижабль был сверхнадёжен и сверхбезопасен, поэтому технические неполадки я исключаю...»
— Ошибка экипажа возможна? — спросил майор.
— Что должен был сделать один из лучших офицеров Люфтваффе, чтобы произошло такое? Нет, отпадает! — Рихтгофен хрустнула костяшками пальцев, — В списках оборудования экспедиции значился полиграф. Через него мы прогоним каждого, и начнём с моих любезных очкариков.
— Что за полиграф?
— Детектор лжи. Реагирует на изменение пульса, дыхания и влажности кожи. Задаёшь вопросы и сравниваешь с реакцией — всё просто.
Первым вызвался Ханс Рихтер, лысеющий полный физиолог. Он сам указал, куда какие электроды присоединить, и как вставить ленту в самописец. «Я участвовал в разработке этого прибора.» — не без гордости сообщил учёный. Капитан Рихтгофен стала задавать ему вопросы, тот ответил и тут же заявил, что методика допроса должна быть другой — интересующие вопросы следует задавать в массе других, незначительных. Капитан кивнула и предоставила ему самому допрашивать остальных. Учёные не выказывали недовольства — взрыв дирижабля словно вернул их в годы войны. Даже профессор с готовностью налепил на себя электроды, садясь перед ламповым полиграфом.
Результат был нулевым.
Когда учёных отпустили высыпаться, майор спросил, не прислать ли для допроса на полиграфе часовых. Капитан устало кивнула: «Давайте». Доктор Рихтер попросил разрешения выйти покурить.
— Курите здесь, если хотите. — предложила Рихтгофен.
— Лучше на улице освежусь, если не возражаете.
Капитан не возражала, и Рихтер вышел из барака. Солдаты уже сооружали новую мачту в сотне метров от обломков старой. «Откуда, интересно, у них материалы?» — думал физиолог, когда подошедший профессор тронул его за рукав.
— Ханс, послушайте! Насколько я понял, полиграф не выявил среди нас диверсанта, так? Не можете — не отвечайте. Но капитан убеждена, что диверсант есть, и она рано или поздно она решит что это вы. Не перебивайте! Вы работали над созданием прибора, вы рассказали Рихтгофен правильную методику допроса, и вы единственный кто был допрошен не по методике. Рихтгофен предположит, что вы владеете и способом обмануть полиграф. Ханс, она параноик, ей нужен враг и она его найдёт...
— Что же мне делать? — Рихтер был встревожен, но усталость притупляла чувства.
— Не знаю, друг мой. Но, кто предупреждён, тот вооружён!
После разговора с профессором, на какой-то краткий миг, он почувствовал предательскую слабость в коленях. Нехорошее чувство, опасное. Многие предпочитают называть это интуицией, но они заблуждаются. Это самый обычный признак зарождающейся паники, когда организм начинает потихоньку выбрасывать в кровь адреналин, пытаясь подготовиться к опасности. Такое развитие событий было совсем ни к чему.
Зная характер Капитана, можно было предположить самое худшее. Как начальник экспедиции, и как женщина, она сначала стреляет, а потом уже думает. Тем более, после такого ЧП, как взрыв дорогостоящего, хорошо оснащённого дирижабля.
Выкурив вторую сигарету и постояв ещё немного на морозном воздухе, он было решил вернуться назад в барак. Внезапно над ущельем раздался пронзительный вой сирены, от которого легко могли сойти лавины. Тревога!
Весь лагерь зашевелился. Из бараков выбегали солдаты, офицеры выкрикивали команды. На первый взгляд это выглядело всеобщим хаосом, но военный человек сразу заметил бы четкость передвижения и слаженность действия всех поднятых по тревоге.
Из барака вышли капитан Рихтгофен и профессор.
— Следуйте за мной Ханс. — скомандовала капитан. И быстрым шагом проходя мимо Рихтера, да так, что ему пришлось чуть ли не бегом за ней поспевать.
— Что случилось? Почему тревога? Что за переполох такой, на нас напали? — вопросы из физиолога сыпались как из рога изобилия. Нервы давали о себе знать.
— Только что от разведчиков поступило донесение. — Она остановилась и пристально посмотрела на Рихтера. — Они видели ЕГО на северном склоне. И это, очень близко к нашему лагерю. — Слово «очень» , она выделила особо. Развернулась к подъехавшему штабному вездеходу SdKfz 247 и залезла внутрь. Этот вездеход уже не выглядел таким, каким создавался. Изначально это была колёсная машина на базе артиллерийского тягача с открытым бронированным верхом. Теперь же вездеход имел закрытый, утеплённый корпус, приспособленный под условия экспедиции, а задняя колёсная база была заменена на гусеничную, что позволяло передвигаться по неровной, заснеженной горной поверхности.
Внутри было всё ещё прохладно, хотя двигатель работал на полных оборотах. Перегородки двигательного отсека уже нагрелись, и постепенно начали нагревать салон. От водителя и пулемётного гнезда салон был отделён перегородкой. Посреди штабного отсека был прикручен круглый стальной стол.
Склонившись над прижатой магнитами картой Марта Рихтгофен, нервно постукивала кончиком химического карандаша по краю стола.
— Не кажется ли вам всем странным, что диверсия и появление йети так совпали по времени? — достаточно спокойно, и даже тихо сказала капитан, обводя взглядом сидевших вокруг.
— Не хотите же вы фрау.., извините, госпожа Капитан, сказать нам всем, что диверсия это дело рук бегающего по горам неразумного снежного человека? — не скрывая сарказма спросил профессор. Знаменитое седое облако над его лбом метало молнии.
— Нет!— взорвалась капитан. — Я хочу сказать, что среди нас есть шпион и предатель.
— Но ведь мы все и все остальные участники экспедиции уже прошли через детектор лжи.
— Вот об этом я и хочу сейчас поговорить с нашим уважаемым, доктором Хансом Рихтером. — переведя взгляд на физиолога, она продолжила. — Так как же могло произойти, что детектор не выявил никого? Существует ли способ обмануть детектор?
— Теоретически — да, но это не так просто. — Начал объяснять Рихтер, чувствуя как холодная капелька пота стекает по спине.
— Конкретнее Ханс, перечислите мне все возможности.
— Ну.. — откашлявшись, он стал перечислять. — Например, если перед прохождением теста на детекторе лжи выпить много крепкого кофе или просто не выспаться. Этот способ как раз и основан на снижении вашей чувствительности. А поскольку это замедлит ваши реакции, то полиграфолог не сможет сделать однозначных выводов. Или можно ещё подавить реакцию болью. Положить кнопку под пятку, это боль будет «отвлекать» реакции на провокационные вопросы. — на этом месте Рихтер прервался, чтобы сделать глоток из фляжки. Уловив недовольный взгляд капитана, он продолжил.
— Есть ещё довольно простой способ — выпить много пива или любого другого мочегонного средства, например, клюквенного морса, тогда все мысли сосредоточатся на том, как поскорее добраться до туалетной комнаты... — сказал он вздохнув, вспоминая как раз о том, что давно туда собирался, ещё до тревоги. — Ну и самый наверное сложный способ, требующий определённой подготовки и самоконцентрации, это — подавить в себе все эмоции и реакции, отвлекшись от процесса проверки. Для этого можно читать мысленно стихи или просто считать воображаемых овец.
— Но ведь давно известно, что у женщин болевой порог намного выше, чем у мужчин. И этот факт скорее противоречит вашему заявлению об обмане полиграфа с применением болевого шока. Так как, женщины легче переносят боль, то им соответственно труднее обойти полиграф таим варварским способом. — уверенно заявил профессор.
— Простите, но суть ведь не в силе боли, а в реакции на неё. И тут уже совсем неважно у кого какой болевой порог. Суть в том. чтобы отвлечься от задаваемого вопроса. — попытался разубедить его Рихтер. — И вы не дослушали. Так вот, на чём я остановился?
— На концентрации. — прозвучал голос Марты Рихтгофен.
— Ах да! Так вот, не стоит забывать также и о том, что какой бы способ вы ни выбрали, необходимо помнить, что всеми этими способами владеет и полиграфолог, то есть я, и почувствовав подвох, я просто перенесу испытание на другой день. В любом случае, знание принципов работы детектора и способов его обмануть придает уверенности при прохождении теста. И это, в свою очередь, увеличивает шансы на успешный результат. — Закончил Рихтер на одном дыхании. Понимая, что своим рассказом о приёмах обмана он только сеет новые сомнения в сердце капитана, если у неё вообще оно есть.
— Мы на месте, госпожа капитан. — донеслось из переговорного устройства.
Взяв рацию в руки, Рихтгофен скомандовала ехавшим впереди на открытых грузовиках стрелкам рассредоточиться и ждать дальнейших указаний.
— Выходим! — приказала она уже пассажирам вездехода.
Колонна остановилась на северном краю плато у подножия Пика Германии. Стрелки из двух головных машин уже выстроились цепью, поводя стволами пневматических винтовок. Марта Рихтгофен смотрела на бегущего навстречу разведчика и семенящего за ним проводника.
— Госпожа капитан, замеченный нами йети спускался с плато тут неподалёку. Мы предполагаем, — разведчик указал рукой вниз,— там есть какой-то провал или разлом, ближе мы пока не рискнули подходить. Возможно, он до сих пор там. — доложил разведчик.
Учёные прятались от поднятого ветром колючего снега за бортом вездехода. Надеясь в тайне, что ни куда дальше идти не придётся. Профессор, как обычно, начал травить анекдоты, вселить в коллег частичку своего задора. Но на Рихтера посматривал как-то сочувственно. И эти взгляды, не добавляли Хансу уверенности. Вернулась капитан Рихтгофен, и пригласила учёных внутрь бронемашины.
— Итак, вы все уже слышали, мы вышли на след снежного человека. — сказала Марта Рихтгофен занимая своё кресло в салоне. — По словам проводника пещера, в которой спрятался йети, не имеет других выходов. И этот выход находится под прицелом у наших снайперов. — на высокой ноте и с блеском в глазах закончила капитан.
— Как вы смогли получить у проводника столько информации, он ведь почти ни слова по немецки сказать не может! — встрял профессор.
— А вот тут мне помог магистр Хаас. Он, как оказалось, ещё и лингвист, и смог выяснить, что проводник немного знает русский. Я тоже им немного владею.
— Ну, тогда я снимаю перед вами шляпу. — с долей иронии ответил профессор.
— Снимите хоть голову, — не приняла шутливый тон Марта Рихтгофен, — Язык врага нужно знать, верно, доктор Рихтер? Вы ведь тоже знаете русский?
— Да... Знаю немножко. — Ханс Рихтер явно занервничал.
— Ну же, доктор, не прибедняйтесь! В вашем досье ясно написано, что русским вы владеете в совершенстве.
— Ого, тогда я почти готов снять и голову! — захихикал профессор, потирая руки.
— Мне..., — пролепетал Ханс, — мне нужно покурить, да, покурить. — бормотал он себе под нос выходя из бронемашины.
Выйдя из машины, доктор Рихтер совершенно запаниковал. Ему казалось что всё складывается против него. И взрыв, и то, что он один знает как обойти детектор, и русский язык... Она его точно расстреляет! Что же делать? Мысли метались в его мозгу со страшной скоростью. Но всё упиралось в то, что ему просто некуда было деться с этого треклятого плато. Так, прикуривая одну сигарету от другой, доктор отдалился от машины на приличное расстояние. И по какому-то наитию он шёл в сторону, где скрылся Снежный человек.
В это время, внутри бронемашины прозвучал зуммер вызова. На связи был магистр Хаас, который уже успел вернуться в базовый лагерь.
— Госпожа капитан? Ответьте, приём.
— Да, я слушаю вас, магистр.
— Знаете, я вот только что тут подумал. Помните, мы с вами допрашивали проводника по русски?
— Оставьте предисловия Хаас, переходите к делу! — Марта Рихтгофен стала раздражаться.
— Так вот, я всё думал, кто мог бы быть диверсантом... И вот, только сейчас, я понял! — торжественно продолжал Хаас. — Скажите, а доктор Ханс рядом, он может нас слышать? — понизив голос до еле слышного шепота спросил он.
— Нет. Курит на улице. Да говорите уже наконец!!! — потеряла терпение капитан.
— После разговора с проводником, у меня в голове засел русский язык... И совершенно случайно, я бросил взгляд на доктора Ханса Рихтера. И не знаю почему, но его имя застряло у меня в голове... Ханс, Ханс, думал я, и меня осенило! Ведь имя Ханс, можно перевести как Иван!!! Ханс — Иван, — это русское имя!!! И даже его фамилия имеет значение..
— Знаю, это значит "судья"! У меня самой такой корень фамилии. — Оборвала капитан, магистра Хааса. — А вот, Иван — это интересно. Но к чему этот бред?
— Я нашёл в его вещах записную книжку. Там ничего подозрительного нет, но вот почерк! Я в своё время занимался графологией... В его записях десятилетней давности начертание букв, сходных как в латинице так и кириллице, вполне уверенное. А буквы, которых в кириллице нет несколько нетвёрдо написаны. В более поздних записях он изжил этот недостаток, но вы же понимаете, что это может значить!
— Отлично! Я доложу о вашей доброй службе лично рейхсканцлеру. Возможно, вас представят к награде.
— Рад служить, рейхсканцлеру, нашей Матери!
— Вольно! — дав отбой, закончила беседу капитан.
— Теперь, мы проверим нашего доктора, уже моим способом! — злобно заговорила Марта Рихтгофен, — Мой допрос уже ни какими способами не обойти. Ну где этот доктор? Сколько можно курить? — Во время этого монолога лица всех присутствующих выражали панический страх. Каждый знал способы «разговора» доблестной Марты Рихтгофен.
— Профессор, позовите его назад. — приказала она.
Профессор повиновался, но к его удивлению, и где-то в глубине души, даже облегчению, Рихтер не отозвался. Лишь порывы сильного горного ветра заносили в уютный салон холод и снег.
— Его здесь нет. — закрывая дверь сообщил профессор.
— Это побег!!! — взревела Марта Рихтгофен. И тут же связавшись по рации с майором, подняла на ноги группу захвата. Дождавшись солдат, она двинулась на поиски доктора Ханса Рихтера.
— Стой!!! — прозвучал сзади голос Марты Рихтгофен, — иначе буду стрелять.
Доктора Рихтера захлестнула волна неописуемого, животного страха. Кровь прилила к голове, мозг лихорадочно искал пути отступления. Включились древние инстинкты, которые просто разрывали голову единственным желанием — спастись! Ноги, утопая по колено в рыхлом, недавно выпавшем снегу, сами понесли его вниз по склону. Сзади ещё были слышны неясные крики, которые заглушал неистовый стук сердца. И вдруг, в один момент, в одну долю секунды, исчезли все звуки. Его толкнуло в спину тугой, неведомой силой, накрыло волной снега и только после этого, вернулась какофония грохота и криков. Взрыв был настолько силён, что трещина разлома, и без того широкая и уходящая в глубь склона, стала ещё больше. Именно туда взрывная волна бросила доктора Рихтера.
Проваливаясь в разлом, доктор Рихтер сильно ударился головой об уходящую вниз под уклон стену. Его бросало из стороны в сторону. Он скользил вниз с ужасающей скоростью, иногда пролетая по воздуху несколько метров, ударяясь о стены, и снова скользя вниз, в неизвестность. Этому не видно было ни конца, ни края. Пока в какой-то момент, он не почувствовал , что просто летит вниз. Однако смертельного удара не произошло, он упал в огромный сугроб снега, который навалило в разлом, вероятно, взрывной волной.
Не веря самому себе, что остался жив, доктор Рихтер стал проверять все ли кости целы. Немного кружилась голова, заложило уши взрывом гранаты — и всё. Не найдя у себя иных повреждений, доктор Рихтер вылез из сугроба, всё ещё находясь под влиянием ужаса погони, стал стряхивать с себя налипший снег и вместе с ним смахнул несколько дротиков со снотворным, которые не смогли пробить толстый тулуп. — « Повезло же мне, что они были вооружены только пневматическими ружьями.» — Пронеслось в голове у доктора.
Всё больше кружилась голова. И тут он наткнулся на ещё один дротик, который всё же смог пробить его не настолько плотные штаны. Пошатываясь, он стал пробираться в глубь грота. То тут, то там ему попадались сталактиты, некоторые из них свисали почти до самого пола. Доктор не вполне отдавал себе отчёт в том, где он, и куда идёт. Главным для него сейчас было двигаться, и он просто шёл вперёд.
— Что за дела? — удивлённо пробормотал доктор, увидев перед собой причудливое сплетение сталактитов и сталагмитов. Складывалось впечатление, что перед ним не то, чудный сказочный лес, не то гротескный замок мифических созданий. Вся эта красота складывалась в фантастический узор, создавая некое подобие арки, и как будто предлагая войти. Уже совсем теряя сознание, доктор направился именно туда. Добравшись до арки, он провалился в беспамятство.
Марта Рихтгофен была в ярости. Она, прошедшая множество успешных военных кампаний, не смогла выявить явного шпиона, который непостижимым образом сумел взорвать дирижабль и уйти, сбежать! Хотя, в том что побег удался капитан была не до конца уверена. Хоть стрелки и оказались вооружены всего лишь пневматическим винтовками, но у неё всегда с собой на поясе висело пару противопехотных гранат, одну из которых она и бросила, несмотря на довольно большое расстояние. Но факты остаются фактами, — тела не нашли. Должно быть, оно упало в разлом. А если он выжил? — задавала себе вопрос капитан. Она должна сама убедиться в гибели ненавистного шпиона, — её репутация была на кону. Необходимо было найти тело, и тем самым оправдать себя. В этой ситуации, йети отодвинулся на задний план. Для удовлетворения своих амбиций, капитан была готова на всё!
Снарядив поисковую группу, Марта Рихтгофен отправилась обследовать разлом и наметить пути спуска туда. «...если встречу там Снежного человека, то это мне только на руку...», — продолжала размышлять над сложившейся ситуацией капитан.
Всё вокруг было смутным, такое бывает во сне — ткни пальцем, и лопается. Взрыв, падение и пещера, а теперь — белый потолок. Госпиталь, наверное, почему я лежу? Наверное, госпиталь. Ханс уловил движение над своей головой
— Где я? — Ханс не рассчитывал на ответ, но ответ последовал.
— Дома. Потерпи, сейчас мы расконсервируем твою личность. Сознание Ханса останется с тобой до конца — ты ведь знал, на что шёл.
— Я не русский шпион!
— Конечно! Ты наш шпион. Скоро сам всё вспомнишь.
И Ханс вспомнил.
— Госпожа капитан, меня зовут Ханс Отто Рихтер, я родился в Дрездене 17 января 1918 года. Мои родители — Генрих Рихтер и Анна Рихтер, урождённая Анна Майер. Учился в Дрезденском Университете на факультете естественных наук...
— Да, это твоя легенда. Ладно, начнём процедуру... — звуки пропали, а сверху стало опускаться нечто круглое и яркое. Ханс приготовился к неизбежной боли — он много слышал о пытках. И, когда сияющий шар стал падать прямо на него, Ханс закрыл лицо руками. Пальцы были когтистыми, в белой шерсти. Потом наступила темнота.