Капля Инь
Она шла по ночному городу, неотвратимая и грозная, словно наступающая зима. Катана в руке отражала фонарный свет, заставляла поздних прохожих вскрикивать от ужаса. Если её сейчас увидит императорская стража, ей не сносить головы…
О чем это она? Другое время — другие нравы. Разве за сумасшедшую примут? Она усмехнулась.
Она почти физически ощущала, как на другом конце города грузный седой человек произносит заклинание. Слова, вырываются паром из его губ, чтобы тут же упасть на пушистый ковёр искристыми льдинками. Багряно-сизыми.
Она не спешила — она успеет. Сегодня до рассвета его постигнут кара. Слова не должны быть оживлены. Меч не должен проснуться.
Её глаза были абсолютно черны — ни блика, ни отражения. Словно сама тьма притаилась в глубине хрупкого сосуда юного тела.
В глубинах её памяти всплыл образ полного мужчины с длинными усами. Он смотрел на неё с такой добротой, что невозможно было поверить, что пару часов назад этот безжалостный воин сокрушил целую армию. Его губы шевелились. Она разобрала лишь «совершенство».
Её сердце сжалось от горечи и тоски. Сколько же ей пришлось пройти, прежде чем… она всё узнала, всё вспомнила. Вновь.
Сердце ныло. Сколько боли! Сколько любви!
Любовь могла бы наполнять её, но тьма течёт по венам.
Едины.
Навек.
Гармония двух основоположных начал.
1
Пустота, воздух и свет.
Кажется, свет льётся отовсюду. Проникает сквозь стены, сквозь рисовую бумагу седзи (1). Кружится, танцует в пространстве, наполняет собой каждую невидимую глазу пылинку.
Чисто выметенный пол приятно пружинит под ногами. Быстро-быстро мелькают в изящных руках серпы кусари-гама.
Переворот, мягкое перекатывание с пятки на носок, поворот, взмах, падение, стремительный бросок — всё это сопровождающееся зигзагообразными движениями кусари-гама.
Она словно танцует в такт слышимой только ей мелодии. Взмах, переворот. Совершенно бесшумно. Шаг вперёд, два назад. Прыжок и обратно в пределы незримого круга.
Занавеси и ширмы чуть колыхнулись от порыва теплого ветерка. Солнечные зайчики задорно запрыгали по седзи — закачали ветвями деревья в саду.
Искусная игра света и тени: хитрый длинноусый старец улыбается из левого угла, навстречу ему из правого верхнего угла бежит нарумяненная девочка, важный вельможа в парчовом халате, вальяжно развалившись, курит трубку…
Девушка внезапно замирает, обрывает беззвучный танец на самой верхней ноте. Аккуратно кладет на пол своих смертоносных партнеров.
Слегка касаясь кончиками пальцев опорных столбов, подходит к токономе: неглубокой утопленной нише, опускается на колени, берёт в руки самое дорогое и прекрасное — мэйбуцу (2).
Кукла, искусно сплетенная из тоненьких бамбуковых тростинок. Гибкая, прекрасная, ломкая. Так похожая на свою юную хозяйку.
Девушка садится на тотами, прячет лицо в узкие ладони. Плачет? Смеётся?
Ната близоруко щурится, пытаясь разглядеть лицо девушки — отчего-то ей это кажется крайне важным — но видит лишь черные блестящие волосы, ручейками текущие между пальцев странной танцовщицы.
…Ната резко открыла глаза, приподнялась на локте — панцирная сетка натужено заскрипела — бросила взгляд на часы: полпервого ночи. Фу-ух. Опять этот сон.
— Эй, ты чего? — прошептала Светлана — соседка по комнате.
Ната легла. Взмокшая наволочка неприятно холодила шею.
— Ничего. Сон приснился, — прошептала она в ответ и добавила. — Нехороший.
— А-а, — зевнула Светлана. — Говорила же: жрать на ночь меньше надо.
— Да, наверно, — Ната села на кровати, нашарила ногами тапочки. — Пойду, попью.
— Ладно, — сонно отозвалась Света. — И постарайся не скрипеть так сильно этим дуратский матрасом. Надо Егоровну попросить поменять тебе кровать. Я с ума сойду, слушая этот мерзкий скрип. Или её смазывают чем-то? Что-то раньше она такие звуки не издавала… — внезапно оборвав речь, Светка захрапела.
Ната улыбнулась. Чуткая ты наша — сама храпишь как паровоз! Но действительно, в последнее время кровать стала неудобной и ужасно скрипучей. Спасть на такой сущий кошмар. Только пошевелишься во сне — как тут же просыпаешься: звон, скрип, дребезжание. Хотя раньше Ната ни на сон, ни на эту кровать не жаловалась.
Пройдя на кухню — крохотная часть коридора, отделяемая от спальни занавеской — Ната зажгла тусклую настольную лампу и налила воды.
2
Странная вещь — сны. Вроде и нематериальны, и пусты, а приснится иногда такое, что потом ведь день ходишь разбитым, нервным, словно постоянно ждешь удара или нападения из-за угла. А бывает, что сон вроде бы нормальный, а, просыпаясь, испытываешь странное чувство тревоги, и на душе тяжело-тяжело и тошно.
Ната никогда не отличалась памятью на свои сновидения и скептически относилась к Светке, роющейся по утрам в многочисленных сонниках. Ну, как, скажите на милость, тараканы могут сниться к деньгам, когда до стипендии еще полмесяца? Хоть заповторяйся во сне «тараканы, тараканы», а купюр в кошельке больше не станет. А как быть, если один и тот же сон разные книги трактуют совершенно по-разному? Ладно, если хотя бы есть точки соприкосновения трактовок, а если они противоположны? Думай что хочешь? Так зачем тогда сонники вообще нужны?
Ната сделала глоток и закашлялась.
Интересно, а к чему её сон? К деньгам? К жениху? К тому, что она с первого раза сдаст теорию перевода или может сравнительно-историческое языкознание?
Ната поморщилась. Ерунда! Вылив недопитую воду в почти засохший алое, девушка открыла тонкий блокнот. Две недели назад она начала записывать свои сны. Поначалу тезисно, кратко, потом более подробно — последняя запись получилась даже в некотором роде художественной.
Ната вздохнула, погрызла ручку, задумалась. Сегодняшний сон, хотя девушка и помнила его отчетливо, не давался, ускользал, никак не желал складываться в слова.
Девушка еще раз воздохнула, закрыла блокнот и тут же вновь его распахнула. Быстро-быстро начала рисовать. Штрих за штрихом на странице появлялась комната: просторная, почти пустая. На рисовой бумаге ширм и перегородок танцевали, переплетались тень и свет. Тонкие, почти неразличимые силуэты. Старик с усами, девочка, курильщик…
Светлана пошевелилась и шумно вздохнула за занавеской, Ната вздрогнула, ручка замерла, прищурившись, присмотрелась к рисунку. Да-а… Пожалуй похоже: стены, пол, токонома… Стоп! Откуда я знаю этот термин — Ната напряглась, по позвоночнику пробежала холодная дрожь. Ерунда, слышала где-то — вот и отложилось в памяти, — попыталась успокоить себя девушка. Кажется, это японское слово. Надо завтра посмотреть в библиотеке.
3
После занятий, Ната отправилась в городскую библиотеку. Сегодня была не её смена — девушка работала библиотекарем на пару с однокурсницей, день через два — но лишняя пара глаз и рук никогда не бывает лишней. Особенно в период аврала, как называли между собой работники сессии и инвентаризации.
Сейчас был как раз один из таких авралов — зимняя сессия.
Переодев сменную обувь и поздоровавшись с вахтершей, Ната взлетела на своё рабочее место — третий этаж. Историко-культурная секция или просто ИКС как условно назвала свой отдел Ната.
— Игнатьева! — Фаина Викторовна иногда казалась Нате вездесущей. — Сегодня не ваша смена!
Сухая, строгая, молодящаяся женщина возникла в заставленном стеллажами проходе.
— Добрый день, — Ната одернула блузку и провела по волосам — рядом с этой вечно подтянутой безупречной женщиной она всегда себя чувствовала неряхой. — Я знаю, просто освободилась пораньше — решила помочь.
Библиотекарша чинно кивнула головой. Сложная высокая прическа колыхнулась, не выронив при этом ни одной прядки из своей конструкции.
— Хорошо, можешь помочь мне здесь или Марии на втором. Но имей в виду, Игнатьева, лишние смены не оплачиваются.
Пробормотав «да, я знаю, Фаина Викторовна» Ната спустилась на второй этаж. В книгохранилище царил полумрак, приятно пахло старой бумагой. Повернув два раза направо, один раз налево и толкнув обитую дерматином дверь, девушка оказалась за высокой стойкой лицом к лицу с галдящими студентами.
— Тихо! — Ната хлопнула ладонью по стойке. — Сейчас я вами займусь. Вы первый? — обратилась она к вихрастому юноше.
— Да! — с готовностью отозвался он и протянул сложенный вчетверо лист. — Вот это мне позарез надо.
— Хорошо, — Ната пробежала глазами список. — Заполняйте форму, сейчас принесу.
Захлопнув дверь, отделяющую общий зал от книгохранилища Ната закусила губу и вздохнула — идея придти в библиотеку именно сегодня уже не казалась девушке удачной.
Что тут было в списке? Ната включила настольную лампу над одним из рабочих столов. Под толстым матовым стеклом, накрывающим столешницу, среди календариков с изображениями кошечек и собачек, среди разных записок и напоминаний, оставляемых друг для друга библиотекарями разных смен, Ната увидела белый глянцевый листок.
Не гоните прочь
Сны, — они нам посланы
В память о вечном.
— Привет, что ты здесь делаешь?
Ната вздрогнула.
— Так что ты здесь делаешь? — грохнув на стол стопку книг, повторила Маша.
— Зашла кое-что посмотреть, а Фаина Викторовна отправила тебе в помощь.
— Ну-у, — протянула веснушчатая Маша, — тут тебя позаниматься по любому не дадут.
Ната пожала плечами и показала коллеге извлеченный из-под стекла листок.
— Мань, как думаешь, это что?
— Хокку.
— Что?
— Японские стихи. Смотри, — Маша выхватила у Наты листок, разложила на столе и провела пальцем по строчкам, — пять слогов в первой строке, семь во второй и пять в третьей — всего семнадцать. Устойчивый метр. Для хокку он характерен. Вот, японоведы пачками читают, — девушка извлекала из принесенной стопки тонкую брошюрку — Японские трехстишия хокку.
— Где их найти — я у тебя не слишком ориентируюсь?
— Да нигде уже, — хмыкнула Маша, — говорю же — пачками тащат.
— Мань, скажи, что закончились, дай мне эту почитать, а? — взмолилась девушка.
— Натка, ну ты даешь? — картинно развела руки Маша, ненароком задетые учебники с грохотом упали. Гулкое эхо прокатилось по хранилищу. — А кто отобрал у меня последнюю «Теорию перевода»?!
— Ну, Ма-аш, — Ната сделала умоляющие глаза, подражая коту из «Шрека».
— Да ладно, надо — так надо, забирай! И помни мою щедрость! — девушка слегка заколебалась и увереннее продолжила, — так и быть: не надо мне помогать — иди, готовься, смотри, что нужно, только Фаине на глаза ни-ни. Ну, давай, двигай! — и она присела подобрать упавшие книги.
— Помнишь? — глухо спросила Маша.
— Что? — Ната обернулась. — Что ты сказала
Девушка подняла голову:
— Ничего. Сказала, двигай, пока я не передумала!
4
Шепнув «Спасибо» и мысленно пообещав оставлять Машке все последние экземпляры методичек, Ната на цепочках поднялась на третий этаж. Огляделась. Здесь было потише, чем в общеучебном. Она прошмыгнула за спиной Фаины Викторовны, толкнула плечом дверь, в хранилище который год заедал старенький замок в двери, и оказалась в такой же, как и этажом ниже, полутьме. Но если там девушка практически не ориентировалась, то здесь чувствовала себя как рыба в воде или вернее как книжная крыса в своей среде обитания.
Не смотря на кажущуюся похожесть хранилищ — комнаты находились одна под другой и представляли собой абсолютно правильный квадрат — местоположение стеллажей существенно различалось. Хотя на беглый взгляд посетителя книгохранилища и выглядели абсолютно одинаковыми, они таили в себе особый порядок и смысл.
Все четыре этажа книжных мини-лабиринтов, рассказывали старожилы и, были спроектированы директором библиотек еще в советские времена. Директор был то ли поклонником известного тогда узкому кругу специалистов фен-шуя, то ли просто неординарным человеком, но все стеллажи стояли на поставленных им местах и по сей день. А Фаина Викторовна, женщина отнюдь не склонная к мистицизму и суевериям, в первый же день предупредила Нату — один раз пройти по хранилищу, от стены до стены, на всю жизнь запомнишь расположение и книг по тематикам, и последовательность полок. Впрочем, так оно и вышло.
Ната уверенно повернула налево и замерла. Что-то она не помнила здесь стены. Девушка дотронулась до шершавого камня и с удивлением посмотрела на руку. Влажная. Откуда к библиотеке вода? Среди книг? Это же смертельно для них!
Ната резко повернулась и вскрикнула — позади тоже была стена.
Тонкие струйки воды, становясь всё толще и толще, текли по камню, заливали такой же каменный пол. Каменный?! Ната ущипнула себя за руку — в книгохранилище линолеум! Откуда камень?! Как она очутилась в этом каменном мешке?!
В панике, девушка закричала. Звук взлетел ввысь и упал к ее ногам, утонул в воде, дошедшей уже до щиколоток.
Господи, она утонет здесь!
— Наталья! Наталья! Вы меня слышите?! — кто-то резко схватил её за локоть.
— Ф-фаина Викторовна, тут вода, скорее! Нужно… — затараторила Ната.
— Наталья! — библиотекарша одарила девушку ледяным взглядом. — Прекратите нести чушь! Какая вода? Зачем вы так кричали?
Ната огляделась: вокруг одни стеллажи с книгами. Вот здесь история Европы, дальше — Китая. Что с ней?!
— Ничего, Фаина Викторовна, мне… — девушка запнулась, — мне показалось.
— Сколько раз говорила — включай свет, нечего тут шастать в темноте! Иди домой сейчас же! Нечего тут под ногами крутится!
И обдав девушку волной удушливых духов, Фаина Викторовна, резко развернувшись, направилась к двери. Открыла её.
— Ну?
Ната покорно забрала одежду из шкафа и вышла.
5
Дождь заливает глаза, попадает в горло. Она висит на ветке, держась за неё одной рукой. Силы на исходе, ещё и этот мерзкий дождь.
Девушка перебирает пальцами, пытаясь зацепиться поудобнее и внезапно срывается. Больно ударившись бедром и оцарапавшись о кору, она кубарем скатывается к ногам пожилого мужчины. Тот стоит, опираясь на посох с отполированным ладонями древком.
— Плохо, — произносит он, девушка втягивает голову в плечи. — Назад, — мужчина устремляет ширасайя (4) на самую высокую ветку прямой как мачта горной сосны.
Ловко и быстро, словно ящерка, девушка забирается на самый верх, проползает по гнущейся под её весом ветке, схватившись за неё руками свешивается. Через секунду отпускает одну руку.
— Не слышу! — говорит оставшийся внизу мужчина. Он говорит тихо, но девушка слышит его даже через шум ливня.
— Холодный дождь без конца.
Так смотрит продрогшая обезьянка,
Будто просит соломенный плащ (5), — выкрикивает девушка. Слова её заглушают крупные капли, барабанящие по коре.
Учитель морщится, ударяет по стволу.
Девушка, чуть улыбаясь, продолжает:
— Слово скажу —
Леденеют губы.
Осенний вихрь! (6)
— Дальше, — требует учитель. — Не думай! Твоё тело и мыли должны быть как можно дальше друг от друга.
Ната села, запустила пальца в волосы. Что же с ней происходит?
6
— Левее, теперь правее! Не уроните! — Ната еще на лестнице услышала строгий голос Фаины Викторовны.
В общем зале — закрытом для посетителей в связи с санитарным днем, о чём сообщало объявление на двери — суетилось несколько рабочих в спецовках, пытаясь водрузить вытянутый ящик на один из столов.
— А-а, Игнатьева, добрый день! — библиотекарша окинула её строгим взглядом. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули? — и, не дожидаясь ответа, продолжила, — сегодня поможете мне.
— Что это? — Ната на ходу сняла шапку, шарф, сняла зимнее пальто, положила всё это на стул.
— Один из наших спонсоров, — начала Фаина Викторовна, — попросил меня взглянуть на некоторые… — Нате показалось, что голос библиотекарши дрогнул, — …предметы.
— Почему именно вас? — спросила девушка. То, что пожилую библиотекаршу знают за пределами ИКС, вызвало у неё не меньшее удивление, чем наличие спонсора у городской библиотеки. И если в существование доброго благодетеля охотно верилось — чем черт не шутит — то представить Фаину Викторовну, общающуюся с ним на короткой ноге, выходило труднее.
— Потому что я, — библиотекарша вновь одарила Нату своим фирменным ледяным взглядом, — некогда очень хорошо разбиралась в древне-японском.
Грузчики наконец-то поместили ящик на стол.
— Вскрывать? — спросил один из них, вытирая лоб тыльной стороной ладони.
Фаина Викторовна надменно кивнула.
— Всё дальше мы сами, — остановила она рабочего, как только тот приподнял деревянную крышку ломиком.
— Александр Степанович сказал… — начал было он.
— Александру Степановичу не о чем беспокоится, — повела плечами женщина, — я помню сроки.
Заперев за рабочими дверь, Фаина Викторовна вернулась к столу.
— Ну, что ты стоишь? — обратилась она к Нате. — Поднимай крышку!
Девушка подошла к деревянному ящику, с трудом оторвала занозливую крышку, раздвинула опилки.
— Что это?
— Это, — голос библиотекарши слегка дрогнул, — меч первого императора Японии.
Ната замерла:
— Дзимму-тэнно… потомок солнечной богини Аматэрасу и внук Хикоко-но Нинигино Микото… Юноша бог Иварэ (7) из священного Ямато (8), — точно завороженная произнесла девушка..
Фаина Викторовна подняла брови.
— Вам разве преподают историю древней Японии?…
7
Стена была сложена из камня. Девушка проводит по нему ладонью — гладкий, холодный и какой-то и склизкий — то ли мох, то ли вода. Она оглядывается, но не видит даже силуэта учителя. Безлунная ночь выдалась на редкость темной.
Она прислоняется лбом к камню, закрывает глаза, сосредотачивается.
И чего это она разнервничалась — она умеет ориентироваться в темноте. Её учили!
Словно наяву она видит гулкую пещеру и себя с факелом. Она идёт всё дальше и дальше в темноту, а когда дневной свет пропадает, она гасит факел и садится на ледяной пол.
Да её учили! Но даже самые умелые лазутчики несколько ночей перед вылазкой проводили в яме, чтобы усилить ночное зрение! Она же была выведена из хорошо освещенной комнаты, приведена сюда и учитель хочет…
— Вверх! — ширасайя легко касается плеча.
— Только руки и ноги, — голос учителя ровный и безучастный. — Концентрируй силу и волю в пальцах.
Девушка гладит холодный камень. Стоп. Выступ! И еще один. Теперь бугорок.
Нащупывая малейшие выступы на поверхности стены, она взбирается всё выше и выше — превращая даже незначительные щели в надежные точки опоры.
Внезапно она замирает и резко отскакивает в сторону. В камень, где еще секунду была её голоса, врезается довольно увесистый булыжник.
Девушка срывается, падает, но тут же вскакивает, отбегает на несколько шагов. С небольшого разгона она пробегает вверх по стене, стараясь сохранять равновесие за счет большого угла к поверхности земли. Затем, резко оттолкнувшись от опоры, она делает сальто вниз и сбивает учителя с ног.
— Неплохо, Тантико, совсем не плохо!
Резким движением ноги он опрокидывает девушку на землю, приставляет к горлу вытащенный из ножен меч.
Ната подалась вперед пытаясь — хоть на этот раз — разглядеть лицо девушки, — и тут мир озарился яркой вспышкой, став на мгновение неестественно четким.
Это она сама лежит на влажной от росы траве, смотрит огромными черными глазами на меч. Это её рука, ребром ладони уводит острие лезвия от кожи. Это она, перекатываясь, мгновенно вскакивает на ноги. Это на неё со смесью восхищения и гордости смотрит морщинистый учитель. Вслед за этим её память, её прошлое и будущее померкли вместе с кратковременной вспышкой.
8
Тантико сидела у ирори (9) и теребила пояс расшитого кимоно.
— … и тогда Дзимму-тэнно отправился на остров Кюсю. Его завоевательный поход не оставил равнодушными богов и один из них, приняв образ медведя, околдовал Дзимму-тэнно и все его войско заснуло. И увидел один из воинов во сне, что Аматэрасу посылает сыну волшебный меч, а, проснувшись, воин нашел меч и отдал предводителю. И войско Дзимму-тэнно, ведомое вещим вороном, продолжило поход и одержало победу. Вернувшись в Ямато, Дзимму-тэнно возвел чудесный дворец и женился на местной принцессе. Ты поняла?
— Да, учитель.
— Что?
— Дзимму-тэнно возвел чудесный дворец и женился на местной принцессе, — послушно повторила девушка, старая легенда совершенно не заинтересовала её.
Учитель нахмурился:
— Энергия, Тантико. Циркуляция противоположной энергии, её балансирование (10).
Девушка приподняла искусно очерченные брови.
— Энергия твоих мыслей должна уравновесился энергией твоего тела — это делает тебя неуязвимым ниндзя. Что сделало неуязвимым Дзимму-тэнно?
— Меч, учитель?
— Верно. Чтобы уравновесить сущее, Аматэрасу собрала часть тени человеческих душ и создала волшебный меч. Только так Дзимму-тэнно мог победить. После битвы меч был передан воину увидевшему его во сне.
— Защитник тьмы? — Тантико недоверчиво наклонила голову.
— Да, — кивнул учитель, — Убив тень, уничтожишь мир.
Девушка зажмурилась. Мир в объятиях солнца. Нет тени, некуда спрятаться от нестерпимого жара. Испепелённый мир. Выжженный до основания. Она вздрогнула и только тогда поняла, что учитель продолжает говорить:
— … поэтому вместе с оружием Аматэрасу послала один артефакт, уравновешивающий темную силу меча. Богиня создала сосуд, наполнив его остатками тени собранной из душ. Меч и сосуд неразделимы, словно кровные родственники.
Иероглифы заклинаний на древке меча способны разбудить спящие силы и тогда возможно всё: голод, нищета, воины, катастрофы. Война Инь и Ян. Чтобы не победило — миру конец.
Сосуд — это ты.
9
Она шла по ночному городу.
В этот момент она помнила все свои смертные жизни и смерти. Тело помнит.
Все чувства и мысли. Кровь помнит.
Дзимму-тэнно верил, что настанет день и не небо упадёт на землю, а она поднимется в небо. Он верил, что однажды кто-нибудь снимет груз равновесия мира с её плеч, и Инь и Ян наконец-то сольются в единое целое.
Дзимму-тэнно верил…
И она будет биться за это до последней капли крови. До последней капли Инь.
Во тьме безлунной ночи
Лисица стелется по земле,
Крадется к спелой дыне.
Ссылки:
(1) Седзи — затянутые рисовой бумагой или забранные матовым стеклом панели, разделенные на ровные клеточки деревянными планками.
(2) Мэйбуцу — называется любая вещь, которая дорога её обладателю. Мэйбуцу может быть чем угодно — главное, чтобы эта вещь согревала своим теплом, так как она является единственным украшением пустого пространства комнаты в средневековом японском доме.
(3) Тотами — низкая кровать или матрас на полу.
(4) Ширасайя — меч, который, убранный в ножны, выглядит как обыкновенный посох. Ручка такого меча плотно подогнана к ножнам, обычно она коричневого цвета, неотличима от обычного древка посоха. Лезвие из крепкого булата заточено очень остро.
(5) Трехстишие поэта-новатора Мацуо Басё. Он иногда не считался с метром, стремясь достигнуть наибольшей поэтической выразительности.
(6) Стихотворение Басё. Как пословица оно означает, что «осторожность иногда заставляет промолчать».
(7) Иварэ — древнее название южной части Ямато.
(8) Ямато — древнее наименование Японии.
(9) Ирори — камин.
(10) Японская культура ищет способ сбалансировать противоположности во всех аспектах жизни (Инь и Ян). В отличие от китайского понимания Инь и Ян как метафизических понятий, японская философия сохранила физический подход к темной и светлой энергиям.