Охотник на чудовищ
Он ненавидел свою работу. Она не отражала его призвание.
Но должность грузчика на складе стала спасением. Все-таки минимум общения с людьми, а с физической силой у Билла было все в порядке.
Его коллеги предпочитали с ним не общаться, однако, они общались о нем между собой. Билл видел их наглые ухмыляющиеся рожи. Слышал их дебильные шуточки, когда они обсуждали его.
Он мог бы набить им морду, а это он умел. Человек, которому нечего терять, способен на большую жестокость. Но тогда его бы раскрыли, скорей всего. Дело его жизни выплыло бы на свет божий. И что тогда начнется… Он не хотел и представлять.
Очередная смена закончилась, Билл сидел в раздевалке. Двое его коллег стояли поодаль и просто таращились на него. Этот взгляд он знал. Так рассматривают диковинное создание. Молча, с интересом исследователя. Он видел его в глазах многих людей раньше.
— Ну ч-что?! — рявкнул на них Билл.
Заикался он с детства.
Мужики поспешили отойти. Они были не робкого десятка, но с Биллом связываться не хотели.
Билл был силен, хоть и грузен уже. Возраст сказывался.
Он переоделся и вышел на улицу. Стояла поздняя осень, и темнело рано. Накрапывал мерзкий дождь. Было промозгло и противно, как и всегда у него на душе.
Билл мрачно зашагал домой. Улицы пустовали, машин почти не было. Редкие прохожие кутались в плащи и спешили убраться прочь.
В одном из переулков на Билла неожиданно вышел какой-то тип. Худой и высокий, в кожаной куртке с заклепками. Глаза бешеные, как от наркотиков. В руке выкидной нож.
— Припозднился, папаша? Давай деньги.
Билл только зловеще усмехнулся.
— Ты че, не понял?! — взвился тип.
На этот раз Билл зарычал. Животный рык отразился от стен переулка, заставил залаять собаку вдали. В паре окон показались заинтересованные силуэты.
Тип попятился.
— Ты че, псих? — ошарашенно произнес он.
Билл двинул ему здоровенным кулачищем прямо в морду, почти без замаха. Это он умел. Силы и злобы у него было немерено. Парнишку отбросило к помойке как мешок с мусором. Брызнула кровь.
Билл не стал тратить на него время. Жалкое дерьмо. Если бы он знал! Если бы все они знали, какая миссия на нем лежит!
Он добрел до своей квартиры. Пустой и темной, в которой его никто не ждал. Квартира располагалась в промышленном районе, рядом с железной дорогой. Почти безлюдное место с полузаброшенными зданиями-коробками из потемневшего кирпича.
Линии электропередач здесь напоминали паутину безумного паука. Их гудение стало для Билла привычным фоном. Так же, как и стук колес поездов, проезжавших всегда в одно и то же время. Тук-тук, тук-тук.
Он мог часами сидеть у окна, уставившись на пустынный двор, прислушиваясь. Гудение проводов вводило в задумчивость, усыпляло. Настраивало на монотонный лад.
Билл был одинок. Его никогда не считали нормальным, а заикание только усугубило все. Друзей у него не было. Злоба копилась в нем годами. Но он не выплескивал ее просто так на окружающих, нет. Он ждал и готовился. К чему? Он сам точно не знал.
Что-то потаенное в его душе говорило, что его время придет. Но время шло, а ничего не менялось. Однообразная рутина дней, одинокие вечера — только гудение проводов, вводящее в транс. Он слушал его обычно, подперев рукой подбородок, уставившись невидящим взглядом во двор. Стук колес и редкий лай собак — а в остальном гнетущая тишина. Безысходность.
И это длилось и длилось. День за днем. Пока однажды…
Он не помнил точно тот самый момент, но что-то изменилось в окружающей действительности. Особые обертоны гудения? Ворчание пса, заговорившего на человеческом языке? Может, стук колес, походивший на азбуку Морзе?
Он определенно что-то почувствовал. И это был знак. Призыв к действию.
Билл вышел на улицу, чувствуя разгорающееся возбуждение. Душевный зуд, переходящий в нервную дрожь. Сердце тяжело билось.
Стояла глубокая ночь. Недалеко от его дома был пустырь, сейчас залитый лунным светом как молоком. Билл встал ровно в его центре, взглянул на звезды в небе, на луну. Такую далекую и холодную в вышине. Одинокую, как и он сам. И что-то дрогнуло в его сознании. Словно давно сжатая пружина, триггер. Щелк.
Он все понял. Свое предназначение. Свою миссию.
Не просто так он родился таким. В этом был высший замысел. Ведь кто, как не он, видит всех этих тварей в их истинном облике. Всех подонков, которые издевались над ним. Разве нормальный человек будет получать удовольствие от унижений и оскорблений?
Они не люди, это-то он давно знал. Они монстры, чудовища — и он должен покарать их! Избавить мир от их омерзительного существования. Тяжелый крест, да. Тяжелый и неблагодарный. Но ему было не привыкать.
Он понял это со всей кристальной ясностью, на которую был способен его загнанный в угол разум. Слезы хлынули у него из глаз. Из горла вырвался даже не крик, а вой, устремленный ввысь, в небо. Сколько же он ждал, сколько страдал, не понимая, кто он и зачем здесь. Теперь все будет иначе.
Он готов.
Дерек продрал глаза и взглянул на мобильник. Его вызывали на место преступления. Он выругался и заставил себя встать. Снаружи едва светало.
Он жил в холостяцкой берлоге, окна которой выходили на стену противоположного дома. Задраенные шторами или жалюзи окна, словно скрытые от чужих глаз жизни. Каморки, в которых их обитатели сходили с ума. Крики, рыдания или угрозы убийства стали здесь обычным фоном.
Этот район не отличался благополучием, постепенно сползая в маргинальную задницу, как и весь город. Дерек, как детектив отдела убийств, видел это лучше других. Сумасшедшие, маньяки и фрики всех мастей. Они словно взбесились.
Он принял холодный душ и влил в небритую пасть две кружки кофе. Оделся и вышел на улицу.
Город только начинал пробуждаться. Прохожих почти не было. Пустые улицы, гремящие мусоровозы, пожиравшие тонны отходов человеческого существования. Скоро дневной поток устремится по своим делам, но ночной уже наворотили дел. Последствия этого сваливались на таких, как Дерек.
Он добрался до места преступления. Глухой переулок-тупик, упиравшийся в сплошную металлическую дверь ночного клуба. К одной из стен была привалена куча мешков с мусором, к другой — тело без головы, одетое в шубу с отороченным мехом воротником, хотя стояла осень. Обладатель шубы был черным, что все объясняло.
— Местный сутенер, — полуобернулся к Дереку судмедэксперт, копошившийся возле тела. — Никак не могу найти его башку, ты не видел?
Детектив устало огляделся.
— Чем ее отрезали? — поинтересовался он.
— Не пилой это точно. Тесаком или мачете. Нахрена я даже не буду спрашивать.
Дерек перешагнул труп и толкнул металлическую дверь, ведущую в клуб. В воздухе еще ощущалась вонь пота и алкоголя. В пустом зале одинокий уборщик сгребал в кучу таблетки синтетических наркотиков, усеивавших пол. За барной стойкой никого не было.
— Где девки, которых крышевал негр? — поинтересовался Дерек у уборщика.
— Те кто вернулся с вызовов, отсыпаются наверху, — отозвался тот. — Но я бы не рассчитывал на них. Он держал их под наркотиками.
Детектив поднялся по лестнице. Коридор, закрытые двери. За одной из них обнаружилось подобие гримерки.
Женщина, красившая ресницы перед зеркалом, не обернулась на него.
— Ты по поводу Чака? — спросила он.
Сиплый голос курильщицы содержал нотки глубокой неудовлетворенностью жизнью.
— Если ты имеешь в виду обезьяну, которой оторвали башку, то да, — ответил детектив.
— Похоже, мы говорим на одном языке.
Она взглянула на него в зеркало. Вульгарный макияж, губы трубочкой, намекавшие на долгий систематический труд. Дерек невольно задержал дыхание.
— Что ты о нем знаешь? — сухо спросил он.
— Ничего хорошего. Обычный ублюдок, избивавший и трахавший своих девок. Но у него был доступ к наркоте. За это они его и слушались.
— А ты?
Она посмотрела на него взглядом из серии “я тебя умоляю”.
— О, милый, если я захочу, любой мужик будет слушаться только меня.
Дереку раздраженно сжал зубы.
— Кто мог хотеть его смерти? — подошел он ближе.
— Никто из наших это точно. У нас бы не голову отрезали, а член, после чего Чак покончил бы с собой. Тебе придется расширить круг поисков.
— В самом деле?
Он взял ее за предплечье, не сильно, но бесцеремонно и рывком поднял на ноги. Взглянул в глаза.
— Мне кажется, ты не говоришь и половины из того дерьма, что здесь творится.
Она раздраженно вырвалась.
— Слушай, может тебе уже отсосать, чтобы ты отстал от меня?
— А вот это здравая мысль, дорогая.
Он составил для себя иерархию чудовищ. Пирамиду городских тварей с основанием под землей, в метро. И начинать надо было с него. С места, ночью напоминавшего заброшенные катакомбы. Мертвый свет люминесцентных ламп. Однообразные коридоры, облицованные грязной плиткой. Потолки, покрытые плесенью дождевых потеков.
Бомжи, ночевавшие здесь, не были людьми в понимании Билла. Разве нормальный человек доведет себя до такого состояния? И, чего скрывать, начинать надо было с простого.
Билл добрался до платформы. Всего одна камера. Для нее у него имелся аэрозоль, он достал баллончик.
Дальше, на одной из деревянных лавок лежало нечто напоминавшее человека. Всклокоченная борода, тряпье настолько грязное, что невозможно было понять, чем оно раньше было. Рядом тележка из супермаркета, наполненная всяким хламом.
Существо судорожно почесывалось и ругалось. Билл глубоко вздохнул. Его жизненные правила были просты. Замахнулся — бей. Начал — добивай до смерти. Останавливаться на полпути нельзя, плохо кончиться, это он хорошо знал. А еще никакой жалости. С этим у него проблем не было.
Он достал алюминиевую биту и двинулся к цели. Свет над лавкой бомжа внезапно померк, затем замигал нервной дрожью. Вспышка-мрак-вспышка. Билл сильнее стиснул основание биты. Моргание сводило его с ума. Что это, знак ему?
Бомж приподнялся с лавки, пытаясь рассмотреть визитера.
— Эй ты, — прокаркал он. — Монетки не найдется?
Даже сейчас бродяга думал только об одном. Его глаза были направлены исключительно на руки Билла. Заветный доллар или хотя бы десятицентовик — вот все, чего он хотел увидеть.
Но он увидел иное. Одутловатое лицо здоровяка, перекошенное злобой. Тупое, но неумолимое. Замах биты, блеснувший в лучах лампы алюминием. Бомж едва успел крякнуть.
Первый удар пришелся ему в лицо и имел звук удара по арбузу. Бомж истошно заорал так, что крик разнесся по всей станции, потонув в слепом зеве туннеля. Кровь брызнула на грязный кафель.
Билл с облегчением успел подумать, что он верно выбрал материал биты. Деревянная могла сломаться.
Второй удар угодил по выставленной в защите руке. Та треснула подобно сухой ветке. Бомж уже не орал, а выл. В его вопле мешался и безумный крик Билла. Кровь обильно окропила стену, потекла ручейками на пол, скапливаясь в щелях напольных плит.
Удары учащались, становясь все более хаотичными. Треск стоял такой, словно отбивали мясо. Бомж уже захлебывался кровью, его тело сотрясалось в судорогах.
Билл, наконец, перестал бить. Он тяжело дышал, во рту скопилась слюна, сочившаяся сейчас струйкой на пол. Разгоряченный разум лихорадочно придумывал дальнейшие действия. Чудовищ нельзя так просто убить, они живучи. Он видел, как бомжи, избитые почти до смерти, потом как ни в чем не бывало оживали, и тут нужны были другие методы.
Может отрубить голову? Без головы они не оживут, а если оживут, будут бесполезны. В следующий раз он возьмет разделочный топорик.
Начальник отдела убийств был здоровенным детиной. Он носил пышные усы и обожал три вещи: быдловато шутить, трахаться и давать в морду. На работе он мог отрываться только в первом компоненте.
Дерек вошел в его кабинет.
— А вот и он! — торжественно объявил начальник. — Бесполезнейший из бесполезных. Ну, что удалось выяснить?
— Немного, — начала Дерек. — Новая жертва — сутенер. Почерк тот же. Улик мало, со свидетелями я работаю…
— Немного — говорил он день за днем, — раздраженно съязвил начальник. — Походу от тебя и толку столько же.
— Зато теперь мы точно знаем, что имеем дело с маньяком, — добавил детектив.
— Да неужели?! — захлебнулся сарказмом начальник. — И как ты догадался?
Дерек попытался сохранить невозмутимость.
— У жертв ничего не взято. Голову он отрезает, но кисти не трогает. Значит, дело не в опознании. Сами жертвы не связаны друг с другом так, что тут не личный мотив.
Начальник отдела сделал над собой усилие, чтобы не впасть в ярость. Его лицо покраснело, руки вцепились в край столешницы.
— Знаешь, что, дружок, — наконец успокоившись, произнес он. — Этот псих убивает только шваль так, что я бы и наплевал на его шалости. Но у нас есть репортеры, и они обожают такой трэш. Мне им надо что-то рассказывать.
Дерек поспешил ответить.
— Мы очертили зону убийств. Можно начать работать в ее радиусе. И есть намеки на фоторобот.
— Вот ты лично и возглавишь это!
Он охотился, как умел. Стиснув зубы.
Временами ему везло, временами нет. Например, наркоман, продававший наркоту возле школы, оказался на удивление прыток. Билл гнался за ним до самого тупика, пока тот не перемахнул через стену. Шальные выпученные глаза напоследок зыркнули на охотника. Тут Билл и понял, насколько он уже стар. А еще он понял, что нужно оружие покомпактней.
Потом был грабитель-латинос, и вот этот зверь отбивался с присущей его породе дикой яростью. У него был нож, которым он и угрожал жертвам. И Билл словил несколько ударов, прежде чем размозжил ему голову молотком до уровня гнилой тыквы. Потом он с трудом доковылял до дома, истекая кровью.
Надо было планировать охоту — еще один урок, который он извлек, отлеживаясь в своей каморке. Один, в бреду, с кое-как перевязанными ранами. Слава богу он был вынослив.
Ему тяжело все это давалось. Однако он был не из тех, кто рефлексирует. Он просто не был на такое способен. Маниакальная сосредоточенность дебила двигала его вперед, не считаясь ни с чем. Временами он впадал в депрессию, сидя в своем темном жилище и уставившись в одну точку. Ограниченный мозг пытался осознать действительность. За окном гудели провода, да слышался монотонный перестук колес. Это сводило его с ума. И тогда он впадал в буйство.
Его квартирка была его клеткой. Свободным Билл чувствовал себя только на улицах.
Он стал более разборчив в выборе жертв. Надо было охотиться на тварей покрупнее — иначе его надолго не хватит. Заметки об убийствах, статьи о серийных преступниках. Стопки мятых газет заполонили его жилище.
И все же у него было так мало времени. Как-то утром, с трудом встав, он добрел до раковины, где его впервые вырвало. Какой-то омерзительной мокротой.
Что такое рак он смутно представлял. В больницах почти никогда не был. Но он еще кое-что мог. И вот однажды ему повезло. Он вышел на след педофила.
Билл слышал о нем в новостях. Обнаружил его он — не полиция. У него было преимущество над ними. Он видел души этих чудовищ насквозь по одному их взгляду.
Педофил оказался маленьким субтильным существом, почти гномом. Он носил плащ не по размеру и широкополую шляпу. На носу здоровенные очки в роговой оправе. Под плащом виднелся костюм помощника Санты. Близилось Рождество.
Билл только раз встретился с ним глазами, и они оба сразу все поняли. Это было как вспышка, разряд, промелькнувший между их душами. Едва искры не полетели.
Человечек нисколько не испугался и только приторно улыбнулся, а затем проворно пошел прочь. Билл зашагал следом. Под полой плаща болталась рукоятка молотка. Дыхание изо рта вырывалось клубами пара, как у разгонявшегося состава. Холодало. Снег медленно падал тяжелыми хлопьями в наступавших сумерках.
Человечек свернул в переулок. Полутемная кирпичная кишка, освещавшаяся только одним тусклым фонарем. Лужи вперемешку со слякотью.
Билл достал молоток. Сзади раздался одиночный всхлип полицейской сирены, сменившийся скрежетом шин. Красно-синие отблески заплясали в темноте.
— Эй ты! — проорал грубый голос. — Подними руки!
Билл затравленно огляделся. Бежать некуда. Он попробовал было дернуться.
Человечек в отдалении засмеялся, и его смех отразился эхом от стен переулка. Это было последнее, что услышал Билл, перед выстрелом.
Перед ним был даун. Нет, пожалуй, имбецил. Дерек сидел в комнате для допросов и таращился на подозреваемого. Как этот идиот мог убить столько народу и остаться непойманным до сих пор? И вообще, он ли это?
Пуля прошила Биллу плечо, но его уже подлатали. Хотя выглядел он хреново. Тупой мрачный взгляд, сутуленные плечи. И абсолютное нежелание раскалываться.
Такого бить, только костяшки сбивать. Но бить придется, Дерек понимал это.
В комнату вошел второй детектив, Боб. Он уселся на край столешницы. Его жирный зад был обращен к Биллу, брови выразительно вздернуты — дескать, разыгрываем как обычно? Но он увидел только кислую мину коллеги.
— Походу ты не понадобишься, приятель, — посмотрел на него Дерек.
Боб поковырялся в зубах.
— Молчит? Ладно. Знаешь, это дело федерального значения так, что ты уж не напортачь.
— С тебя бутылка Джека Дэниэлса за то, что я разгребаю все дерьмо, — произнес Дерек, натягивая хирургические перчатки.
— Если бы не репортеры, можно было бы помариновать его в кутузке, — заметил Боб.
— Да к черту. Ты что, рассчитываешь на что-то от этого дегенерата? Он живет в своем больном мире, а мы не в сраном кино, чтобы тратить времени на психоанализ.
Боб поднял руки.
— Как скажешь. Сегодня твое шоу, ты и решай. Пойду обрадую босса.
Когда дверь за ним закрылась, Дерек выключил камеру. Он знал как бить аккуратно так, чтобы не оставалось следов, но при этом превращать внутренние органы в кашу. Для этого у него имелась резиновая дубинка.
Он встал, разминая ее в руках, как боксер, примеряющийся к груше. Билл посмотрел на него безразличным взглядом.
Билл думал, что попал в рай, но это оказалось обезболивающее. Сознание фокусировало только одну мысль. Она билась в его мозгу, когда он засыпал и когда просыпался. Когда впадал в забытье, словно погружался в омут, и вновь всплывал на поверхность.
В его палату приходили какие-то люди и что-то говорили. Ему было плевать. Одну его руку приковали наручниками к боковому ограждению кровати. Но он был настолько слаб, что это не требовалось.
Однако время шло, и неужели они, все они, думали, что его это удержит? Его примитивный мозг отвергал сложную рефлексию. Страх наказания, смерти или сомнения в его миссии. Все это ему было неведомо.
Он хотел только одного. Добраться до маленького человечка, в глазах которого он увидел его черную исковерканную душу. И вырвать ее наружу вместе с потрохами. Это станет успокоением. Как все они не видят таких, как он? Ему хотелось кричать. Разве это нормально? Разве тот, кто сотворил этот мир, кто бы он ни был, мог задумать такое?
Он силился понять это и не мог, но он знал, что ему делать. Бежать. Для начала бежать.
Его тело начинало оживать, в основном вспышками боли. Но он привык к ней. Боль означала жизнь. Другого он не знал. И никакие путы его не удержат здесь.
Наручники? Он не мог разорвать их. Но он мог вырвать боковую рейку кровати. А дальше окно. Второй этаж, но внизу сугробы. Он пустится так быстро, что никто не угонится за ним. И ночь скроет его метелью.
Они стояли в квартире, где произошло двойное убийство. Оба в молчании. Гнетущая тишина и полумрак, снующие криминалисты, словно фигуры в театре теней. Прибитые гвоздями к оконным рамам шторы, запах разложения. Дерека и Боба вызвали сюда из-за их расследования.
Часть прихожей заполонила детская обувь. Рядом грудой были навалены остальные детские вещи. Личные можно было отыскать по всей квартире.
В спальне распростерлись два трупа. Один, маленький, был забит молотком до неузнаваемости. Бил явно сумасшедший. Кровь брызгами разлетелась по всей комнате, вплоть до потолка. Голова изувеченного раскололась перезрелым плодом. Тело напоминало скрюченный трупик гоблина.
В углу комнаты лежало другое тело — Билла. И сюда он явно дополз. Смазанный след крови тянулся за ним от центра спальни. Старый ковролин почернел в этом месте и напоминал свалявшуюся шерсть. Пуля ранила Билла, но не свалили сразу. Человечек успел выстрелить, прежде чем для него начался Ад.
— Слава богу эти идиоты убили друг друга, — заметил Боб, взирая на все это.
— Да уж, — вздохнул Дерек. — Нечасто нам так везет.